В холодных войнах образуются причудливые пары. Когда Иосиф Сталин встретился с Мао Цзэдуном в Москве в декабре 1949 года, это сложно было назвать мужской дружбой как таковой. «У меня здесь только три задачи, — пожаловался Мао, когда руководитель Советского Союза почти не уделил ему внимания. — Во-первых, поесть, во-вторых — поспать, в-третьих — посрать!»

В результате Мао получил советскую поддержку, в которой отчаянно нуждалась его Народная республика. Однако ценой тому стало участие в Корейской войне в интересах Сталина.

Отношения данной конкретной причудливой пары в конце концов завершились разводом. К 1960 году Мао и Никита Хрущев открыто выступали с критикой в адрес друг друга. К 1969 году советские и китайские войска столкнулись в пограничной войне.

В нынешней новой холодной войне причудливую пару составляют Си Цзиньпин и Владимир Путин. Никакие другие мировые лидеры не встречаются так часто, как эти двое. Си даже назвал Путина своим «лучшим другом». Но по сравнению с 1950-ми роли поменялись. Сейчас Китай — это гигант, а Россия — его злобный маленький напарник. Китай при Си остается удивительно верен доктрине Маркса и Ленина. Россия при Путине вернулась к царизму.

Америку и ее союзников эта новая причудливая парочка озадачивает еще больше, чем в свое время Сталин и Мао. В конце 1940-х — начале 1950-х годов трудно было не распознать угрозу в советской державе. Столкнувшись с необходимостью выбора между Сталиным и Гарри Труманом (Harry Truman), Хрущевым и Дуайтом Эйзенхауэром (Dwight Eisenhower), большинству западноевропейских лидеров не приходилось задумываться, чью же им занять сторону.

Сегодня же власть Китайской Народной республики, главным образом, простирается в области экономики, нежели в военной сфере. Этому сопротивляться гораздо труднее. Как следствие, во второй холодной войне имеется ряд особенностей, значительно отличающих ее от первой холодной войны.

Первая состоит в том, что Америка настолько тесно переплетена с Китаем, что опытные наблюдатели, такие как бывший секретарь казначейства Хэнк Полсон (Hank Paulson), утверждают, что «разлука» — это заблуждение. Затруднение связано не только с торговлей и инвестициями. Оно имеет также культурную подоплеку. В этом году в американских университетах учатся почти 370 тысяч китайских студентов. За 30 лет в рамках заключенного в 1958 году соглашения по культурному обмену в Америку приехало в общей сложности около 50 тысяч советских граждан.

Второе большое различие состоит в том, что традиционные союзники Америки гораздо менее готовы выступать на стороне Вашингтона и против Пекина. Наиболее очевидно это стало в связи с делом компании «Хуавэй», китайским телекоммуникационным гигантом, мировым лидером в области оборудования 5G. Правительство США предупреждает всех остальных не закупать оборудование «Хуавэй». Однако лишь горстка стран сделали шаг навстречу, например, Австралия подписалась на участие в бойкоте. Другие, главным образом, британское и германское правительства мастерски маневрируют и уходят от удара (не в последнюю очередь потому, что ни один западный конкурент китайской компании не может сравниться с ней по цене).

Венчурный инвестор Кремниевой долины Марк Андриссен (Marc Andreessen), как известно, заявил, что «программное обеспечение пожирает мир», подразумевая, что главная тенденция прошлых 30 лет состояла в том, чтобы программы компаний «Майкрософт» (Microsoft), «Эппл» (Apple) и остальных трансформировали один сектор экономики за другим.

 

Но если программное обеспечение занималось пожиранием, то за приготовление и подачу «пищи» отвечала сама техника. Без закона Гордона Мура (Gordon Moore) — что количество транзисторов на микрочипе компьютера увеличивается вдвое каждые два года — нам бы не требовалось переходить от первоначальных программ по обработке текстов, браузеров и игр, лежавших на наших рабочих столах в 1990-е годы, к поражающим воображение удивительным возможностям современных смартфонов. Поэтому вторая холодная война — это скорее битва за технологии, чем что-либо еще.

 

Иллюзия месяца состоит в том, что с подписанием «первой стадии» сделки между Америкой и Китаем в прошлую среду, 15 января, произошло нечто значительное. В действительности, поле боя второй холодной войны перешло от торговли к технологии.

Дело не только в том, что Америка прибегает к помощи властей других стран, чтобы не допустить на рынки технологии компании «Хуавэй». Она также прибегает к помощи ведущих мировых производителей полупроводниковых изделий, таких как «Тайвань Семикондактор Мануфэкчуринг Кампани» (Taiwan Semiconductor Manufacturing Company), настаивая, чтобы они не продавали свои современнейшие чипы Китаю. То же самое происходит и с компаниями, продающими оборудование, производящее микросхемы, например, с голландской АСМЛ (ASML).

Кроме того, существуют и другие фронты в новой холодной войне, помимо технологического. Ключевая битва, например, идет за потоки капиталов. Американское правительство хотело бы сократить инвестиции США в Китае. Но китайское правительство энергично подбадривает западные банки и управляющих активами.

Далее, происходит валютная конкуренция, о которой я писал в сентябре. С одной стороны, Америка хочет сохранить международную финансовую систему, где американский доллар является доминирующей валютой для торговли и резервов. С другой — китайские технические гиганты «Алибаба» и «Тенсент» представляют платформы электронных платежей, превосходящие все, что Америка может предложить, в то время как Народный банк Китая собирается запустить цифровой юань.

По мере интенсификации второй холодной войны роль России остается довольно незначительной. Она не является серьезным игроком ни в области оборудования, ни в области программного обеспечения. К тому же, она играет незначительную роль и в финансовом отношении: рубли никому не нужны, потому что санкции США весьма действенно изолировали российскую экономику.

Так что же в таком случае может предложить Путин, кроме огромного склада преимущественно отжившего свой век ядерного оружия и традиционных военных сил, проявивших себя в достаточной мере, но вряд ли блестяще на Украине и в Сирии? Ответ — несравненный талант к гибридной и информационной войне.

В прошлые выходные я впервые поехал на Тайвань, очаровательный остров, где можно понять, как бы развивалась история Китая, если бы не произошла революция 1949 года. В отсутствие ужасов и лишений тирании Мао народ Тайваня построил динамичную рыночную экономику и энергичную либеральную демократию.

Однако он постоянно сталкивается с угрозами со стороны Пекина, отказывающегося признавать его фактическую независимость и стремящегося подчинить его коммунистической партии. Последняя форма, которую приняли подобные угрозы — это масштабная кампания по дезинформации в тайваньских социальных сетях. Эта кампания вполне очевидно задумана в России и собрана в Китае.

Во второй холодной войне появится не одна причудливая парочка. Если Америка преуспеет в противостоянии с Китаем так же, как в противостоянии с Советским Союзом, то Дональд Трамп (Donald Trump) — и его преемник — должны заново освоить уроки дипломатии конца XX века. Союзники играют важную роль, а союзники-враги тоже бывают вполне полезны.

В следующем году состоится 50-летняя годовщина тайной поездки Генри Киссинджера (Henry Kissinger) в Пекин, ставшей началом отношений между Америкой и Китаем. Это было ключевым моментом холодной войны: раскол между Китаем и Советским Союзом был использован, чтобы объединить Вашингтон и Пекин против Москвы.

Окончательная цель американской стратегии 2020-х годов должна состоять в том, чтобы добиться зеркального отражения того маневра, разобщив Путина и Си и подтолкнув Россию в западную конфигурацию, единственно способную спасти Россию от поглощения развивающимся Китаем.

Дональд и Влад — ни одни отношения не доставляли Трампу большего количества неприятностей. Принесут ли они когда-либо стратегическое вознаграждение? Возможно, это ключевой вопрос второй холодной войны.

Нил Фергюсон — старший научный сотрудник Института Гувера в Стэнфорде.